История проституции в Киеве: прототипы купринских борделей на Голосеевке

Если разврат нельзя остановить, его нужно узаконить и контролировать, — решил государь Николай І. В 1840-м его указ легализовал проституцию во всей Российской империи. Раньше продажной любовью наслаждались “в тени”, а теперь ничто не мешало угощаться запретным плодом открыто. Что из этого вышло?

Дерзкая повесть о киевских “заведениях наслаждения”

По статистике 1903 года в Российской империи работало 1216 домов терпимости. Бордели принимали гостей практически в каждом губернском городе, включая Киев. О публичных домах нашей столицы написана скандальная для своего времени повесть о проституции — “Яма” Александра Куприна. В повести речь идет о «некотором южном городе», в котором нетрудно угадать столицу Украины.

На страницах “Ямы” много упоминаний о хорошо известных киевлянам того времени местах. Например, её героини лечились в Александровской больнице. Спасающий проститутку Любу из борделя Лихонин снимал комнату на Борщаговке. А учился он, Собашников, Петровский, Павлов, Толпыгин, Нижерадзе и прочие члены студенческой компашки в нынешнем Киевском университете имени Тараса Шевченко. Тогда их alma mater называлась Императорским Университетом Святого Владимира.

Ямская улица, где некогда существовали дома “Треппеля и Анны Марковны Шойбес”, в Киеве действительно есть. Она даже сохранила название в наше время.

То, что Куприн именует в своей повести “дальней окраиной” — нынешняя часть Голосеевского района столицы, граничащая с Соломенским. Там и находились Большая и Малая Ямская улицы с элитными и более дешёвыми домами терпимости.

Как пригородная “яма” стала моральной

В 1885-м году Киев потряс скандал, связанный с одним борделем на Эспланадной и тогдашним гражданским губернатором Сергеем Гудимом-Левковичем. И дело было не только в аморальности: высокий чин умер от сердечного приступа в постели одной из жриц любви.

Местная пресса с радостью ухватилась за сенсацию. Журналисты (включая газетчика Куприна) на волне хайпа стали пристальнее следить за борделями. Ведь подобные заведения, кроме покойного Гудима-Левковича, посещали и другие представители киевской власти.

Предприимчивые жители Ямок вовремя подоспели с предложением превратить их слободу в “улицу красных фонарей”, чтобы заработать на сдаче домов в аренду. Городские власти пошли им навстречу, и “публичные гаремы”, как называл бордели Куприн, сосредоточились на окраине Киева.

Проститутками, как правило, становились соблазнённые хозяевами работницы и гувернантки из простого народа. Потерявшие девственность бедные бесприданницы не могли надеяться на счастливое замужество или достойную службу. Для них оставался только путь торговли собственным телом.

Иногда родители продавали сутенёрам малолетних дочерей. Такой была судьба двух героинь купринской “Ямы”. Причём одна из них попала в руки первого клиента и “хозяина” в 10 лет.

Романтическая любовь тоже могла привести на панель. Продажа надоевшей пассии в бордель была одним из верных способов от неё избавиться. Некоторые дельцы амурного бизнеса превращали такое занятие в ремесло и торговали даже законными жёнами. С которыми они, конечно же, заключали браки по поддельным документам, как Горизонт у Куприна.

Как и все путаны Российской империи, киевские проститутки конца XIX века жили по “Правилам содержательниц домов терпимости”, изданных в 1844-м и обновлённых в 1861-м. Такие дома находились на расстоянии не менее 300 м от церквей, школ и прочих богоугодных заведений. Содержать бордели могли исключительно женщины от 35 до 55 лет, преклонного для тех времён возраста. Отсюда и пошёл обычай называть сутенёрш “мамками”.

Жрицей любви могла стать девушка от 16 лет. Только в 1903-м этот возраст был повышен до 21 года. Проститутка получала вместо паспорта заменительный (в простонародье “жёлтый”) билет, в который еженедельно вносились результаты докторского осмотра.

Заболевшие “венерички” сразу же отправлялись на лечение. Только треть имперских куртизанок была физически здоровой. “Отпуск” от повинности обслуживать клиентов можно было получить и при беременности. Делать аборты проституткам строжайше запрещалось.

Путаны официально не могли спать с несовершеннолетними мужчинами, но, тем не менее, многие юноши теряли девственность в борделях. В остальном каких-либо ограничений не существовало, кроме однополого секса. Впрочем, и с ним всё не было однозначно внутри самих домов терпимости.

Ненавидя своих клиентов, девушки часто находили утешение в объятиях друг друга. Как писал классик, при отвращении к мужчинам “они, без исключения, возмещают его лесбийским образом и даже ничуть этого не скрывают”. На такие развлечения “мамки” обычно смотрели сквозь пальцы: в отличие от связей с мужчинами-любовниками, интимные отношения девушек между собой не грозили им никакими убытками.

Почему конец киевской “Ямы” у Куприна — фантазия о возмездии

В конце повести “Яма” описывается “быстрая и скандальная” гибель ямских борделей. Была ли такая страница в реальной истории Киева? На самом деле, нет.

То, что “в 1897 году по указу генерал-губернатора все киевские дома терпимости были закрыты”, — вымысел писателя. Это с натяжкой можно отнести только к ликвидации генерал-губернатором Александром Дрентельном борделей на Андреевском спуске и в других центральных районах города. Распоряжение появилось после того самого скандала со смертью высокого чиновника в публичном доме. Но о закрытии всех киевских “гнёзд разврата” в принципе речь не шла.

Столичные бордели благополучно существовали и после революции 1905–1907 гг. Просто более конкурентоспособные заведения ближе к центру постепенно вытеснили ямские. И как только сдача помещений под публичные дома стала нерентабельной, активная общественность околицы добилась их закрытия.

Погромы борделей на Малой и Большой Ямской, описанные в повести Куприна, — скорее, то, каким бы сам автор хотел видеть их конец. Как постоянного очевидца всего происходящего в домах терпимости его можно понять. Но южный город вольных нравов оставался верным себе…

Вікторія Паздрій